– Ни вы, ни даже вся наша служба до последнего момента тоже не понимали смысла происшедшего, – продолжил майор, тоже закуривая. – Вроде бы тяжелая, но все же рядовая стычка пятидесятилетней необъявленной войны, одной из тех, что десятками идут по всему периметру цивилизованного мира. У нас покруче, конечно, но все же.. Сколько мы таких караванов и разведгрупп уничтожаем чуть не каждый месяц. Однако сейчас не тот случай. Резонанс от него сразу возник немыслимый.
Розенцвейг уставился в переносицу Ляхова требовательно-вопрошающим взглядом.
– Вы там, кажется, подобрали какой-то сувенир?
– Это вы о чем? – изобразил непонимание Вадим.
– О сабле. Была там какая-нибудь сабля?
– А-а.. Теперь понял. А в чем вопрос? Подобрал. Сама на глаза попалась. Какой-то старый фанатик таскал с собой по горам антикварную вещицу. На счастье, наверное, – он попытался сострить, но сразу понял, что выходит не то. – Ну, не бросать же. Не я, так другой взял бы. Те же летчики или из ваших кто. Нормальный трофей. Причем подобран на нейтральной территории. Ваше государство претензий иметь не может. Разве только наследники этого старика.. Да и то вряд ли хоть один суд признает их права. – Он замолчал, понял, что словно бы оправдывается. А в чем? И, главное, перед кем?
Розенцвейг выставил вперед обе раскрытые ладони.
– Разумеется. Никто и не собирается оспаривать ваших прав. Хотя лучше бы вы оставили ее там, где увидели. Тогда одной проблемой было бы меньше. Для вас лично.
Делая после каждой фразы солидный глоток пива или же затягиваясь сигаретным дымом, майор поведал изумленному, а теперь уже и встревоженному Ляхову нечто, более уместное в сборнике рассказов Стивенсона или Конан Дойла, нежели в нормальной жизни.
Пресловутая сабля, по словам Розенцвейга, была не просто антикварным изделием средневековых оружейников, а неким талисманом, одновременно символом власти и святыней одной из исмаилитских сект, восходящей непосредственно к «скрытому имаму», легендарному потомку и правопреемнику самого Магомета. И слух о ее исчезновении уже разнесся по всем исмаилитским общинам Ближнего Востока, если не дальше.
– Так быстро? – наивно удивился Ляхов.
Майор приоткрыл в ироничной усмешке длинные желтоватые зубы.
– Если бы вчера утром было утеряно знамя вашего полка..
Вадим понял.
Не понял он другого – чего ради столь ценную реликвию потащили в горы, на рядовую да вдобавок плохо организованную акцию. Ей бы храниться под тремя замками в недоступной крепости.
– Вот именно, – согласился с ним Розенцвейг. – Мы тоже обратили на это внимание. Но факт есть факт. И теперь каждый исмаилит, а также многочисленные добровольцы других убеждений, желающие заработать, будут искать святотатца днем и ночью, здесь и до самого края света.
«Веселенькая перспектива, однако», – подумал Вадим, пока еще не осознавая полностью, чем это ему грозит. Но неприятный холодок уже скользнул по спине.
– Так, может, вернуть им ее с извинениями да и забыть об этом. Еще и вознаграждение получить, – бодрясь, хохотнул он.
– Можно было бы. Однако это уже не поможет. Преступление заключается уже в том, что рука неверного коснулась святыни. И должна быть отсечена с соответствующими ритуалами. Да и за смерть шейха кто-то ведь должен ответить? Мало того..
Майор пригубил вторую кружку, потом решительно отодвинул ее в сторону.
– Не хотелось бы вам об этом говорить, но летчики, которые вас вывезли, вчера вечером были похищены из своей казармы, а сегодня в пять утра их нашли. Увы, мертвыми. И со следами изощренных пыток.
Ляхова передернуло. И снова ему показалось, что слова майора он слышит уже во второй раз. Просто сразу он не сосредоточился, разморенный погодой и пивом.
– А по всей линии ваших постов вдоль границы, которыми командовал капитан Тарханов, идут непрерывные стычки. Такое впечатление, что они или прощупывают нашу оборону, или любой ценой хотят захватить пленных. Пока не удается. Сегодня в пять утра все свободные части вашей бригады ушли им на помощь.
– А ваши? – жестко спросил Ляхов.
Может быть, оттого и Ларионов к нему не зашел. А что там с Брайдером и оставленными у него трофеями?
– Все-таки давайте продолжим беседу в другом месте, – предложил Розенцвейг, вставая.
– Боитесь? – как можно небрежней спросил Ляхов. – Под не вам назначенную пулю попасть боитесь?
– Не о пуле речь, пуля – это слишком просто. И быстро. Кроме того, здесь и сейчас, – он подчеркнул последнее слово, – непосредственная опасность нам не грозит. Просто в другом месте беседовать будет удобнее. Так пойдемте?
Вадим подумал, что в данной ситуации вполне свободно можно оказаться в положении тех несчастных летчиков, которым он обязан жизнью, но выказать страх после вчерашнего как бы и недостойно. Жаль только, что даже табельного пистолета при нем нет.
– Да ради бога. Только покажите мне ваш документик, если есть. Так, для порядка.
Розенцвейг показал. Фотография и какая-то печать наличествовали, номер подразделения службы национальной безопасности ни о чем Ляхову не говорил.
Уходя, он машинально бросил взгляд на застывшие на рейде русские крейсера. «Неплохо бы, – подумал Вадим, – оказаться сейчас не здесь, а там, под защитой оливково-серой брони. Туда никакие исмаилиты не проберутся. А также джинны, иблисы и ифриты.
Черт знает что, мистический триллер в духе „Тысячи и одной ночи“ на заре третьего тысячелетия».
– Вы уверены, что гибель летчиков впрямую связана с нашей историей? Нет ли тут другого повода и другой причины?